— Да-да, пожалуйста, мы уже, в принципе, закончили беседовать с Татьяной Александровной, — назвал имя-отчество Перепелкиной Иван и повернулся к Гурову. — А вот с Марией Семеновной — еще нет.

— Тогда меняемся, — рассмеялся Гуров и пропустил в комнату Протасову.

Перепелкина встала и, проплывая мимо Марии Семеновны с гордо поднятым подбородком, тихонько хмыкнула: мол, и я не лыком шита и имею что сказать гражданину начальнику. А то, что Гуров был начальником, а не простым оперативником, было явно видно и по его солидной осанке, и по тому, как к нему уважительно обращались молодые опера.

На кухне вся процедура рассаживания была повторена с точностью до наоборот. Теперь уже Перепелкина не хотела садиться, пока не сядет Гуров. И тому пришлось подчиниться — не стоять же им теперь во время разговора.

Но не успел Гуров задать свой вопрос свидетельнице, как его мобильный подал голос. Звонил Крячко, и Лев Иванович, извинившись, вышел в коридор.

— Слушаю, что у тебя? — с интересом спросил он.

— У меня все отлично, — ответил Станислав, и по голосу было слышно, что это действительно так. — Встретился с таксистом, мы с ним даже вместе съездили по адресу, по которому он отвез Айнуру утром первого марта. Оказывается, он даже помог ей доставить чемодан и сумку до второго этажа, где она сняла комнату у одинокой старушки Ольги Павловны.

— Ты и со старушкой, небось, успел переговорить? — спросил Лев Иванович.

— Да, но о ней чуть позже. Так вот, таксист, когда я его спросил подробности перевоза девушки, ответил, что этот блондин, то есть Тарасюк, который выносил Айнуре сумку, помог ее вещи и в багажник загрузить. А пока грузились, как бы между прочим спросил, по какому адресу таксист девушку повезет. Таксист безо всякой задней мысли и назвал ему улицу. Тогда парень и говорит: вот, мол, совпадение, а у меня на той улице бабушка живет. И спрашивает номер дома. Таксист ему и дом назвал.

— Получается, что они знали и улицу, и дом. Но подъезд и номер квартиры им были неизвестны.

Лев Иванович было задумался, но Крячко развеял его задумчивость, заявив:

— А им и не нужно было знать подъезд. Это дом одноподъездный. Двенадцатиэтажка.

— А квартиру они как нашли?

— Очень просто. Айнура сняла комнату по объявлению в интернете, и они это знали. Найти нужный телефон им не составило труда. Старушка мне подтвердила, что ей уже после того, как Айнура к ней переехала, звонили и интересовались девушкой — не у нее ли она сняла комнату.

— И старушка все выболтала…

— Не сразу. Парень, который ей звонил (а это был именно мужской молодой голос), рассказал ей жалостливую историю, как он поругался со своей девушкой, и она, обидевшись, уехала от него. Теперь же он раскаивается в своем поступке и хочет помириться с любимой. Поэтому и разыскивает ее.

— Старушка и растаяла, — понимающе хмыкнул Лев Иванович.

— Да, и поняла свою ошибку только тогда, когда к ней через два-три часа после звонка заявилась целая компания молодежи и, бесцеремонно войдя в квартиру, прошла в комнату Айнуры. Они не кричали и не шумели, а поэтому старая женщина резонно решила, что в полиции никто не будет ее слушать, и не стала никуда звонить и жаловаться.

Крячко прокашлялся и продолжил:

— Чем уж они там занимались, Ольга Павловна не знает — сидела в своей комнате, то есть в гостиной, и смотрела телевизор. Ушли же ребята, по ее словам, опять же без лишнего шума — примерно через полчаса. И только один из них, «беленький крепыш», как старушка его назвала, заглянул к ней и с вежливой улыбкой, извинившись за вторжение, сказал, что они вместе с Айнурой поехали гулять по городу. Мол, пусть старушка не беспокоится за девушку, потому что она со своим парнем помирилась и, скорее всего, вернется к нему.

— Но ведь они потом вернулись за чемоданом и ее вещами?

— А вот и нет. Оказывается, Айнура не успела распаковать все свои вещи, когда они приехали, поэтому они, оставив на столике то немногое, что она уже успела выложить из сумки, и прихватив с собой все остальные ее вещи и ее саму, ушли и больше не возвращались. Ключ блондин отдал старушке сразу, когда они уходили. Он даже не стал требовать вернуть задаток за проживание в комнате, который Айнура ранее дала женщине. Оставьте, мол, себе и забудьте, что мы тут появлялись.

— Понятно. Значит, все вещи Айнуры до самого вечера были в машине у Березина. У меня нашлась свидетельница, которая видела, как они вернулись сюда, в квартиру, вместе с Айнурой. По ее словам, девушка была пьяная, как и две другие девицы. Или они только разыгрывали из себя выпивших.

— А когда они уехали из квартиры?

— Этого она не видела, но вот вернулись они уже после одиннадцати и втроем — Березин, Тарасевич и та из двух девушек, что черненькая.

— Арина Любина, — подсказал Крячко. — А Миша с Савелием и Рустемом еще не объявлялись? — спросил он и сам же ответил: — Похоже, что нет. Иначе бы ты уже знал, кто сдавал багаж Айнуры на Казанском.

— У нас уже вполне хватает и косвенных улик для предъявления им обвинения в убийстве Усеиновой. А уж если еще и ребята что-то нароют, то вообще будет шикарно, — ответил Гуров. — Что ж, можешь на сегодня закругляться и ехать домой отдыхать. А я еще со свидетельницей насчет Корякиной переговорю.

— Может, мне Мише Дербеневу позвонить и узнать, как у них там дела? — предложил Крячко.

— Позвони, лишним не будет, — немного поразмыслив над предложением Станислава, согласился Лев Иванович. — А я тебе сам чуть позже перезвоню и узнаю, что и как.

Глава 26

— Ну так что, Татьяна Александровна, давайте теперь с вами поговорим…

Гуров вошел на кухню и застал Перепелкину, уже не сидящую за столом, как он ее оставлял, а стоящую у окна. Она явно воспользовалась его отсутствием и из любопытства заглянула в ящики шкафов — пальцы рук у нее были выпачканы зеленоватым дактилоскопическим порошком, и она старательно, но, как ей самой казалось, незаметно для Гурова старалась вытереть их о платье. Лев Иванович сделал вид, что не обратил на это внимания, и Перепелкина, довольная тем, что ей удалось скрыть свой предосудительный интерес, уселась напротив сыщика с таким видом, словно знала все тайны мира и могла их открыть только ему одному, и то под большим секретом.

— Ой, да что я знаю? — заскромничала она. —